просмотров: 26503 | Блог автора
Много лет назад в Иудее жил проповедник-реформатор Иисус из Назарета. Он учил людей добру, любви и прочим общечеловеческим ценностям, будучи проповедником некого рода толстовства, опередившим свое время. К тому же, он симпатизировал угнетенным классам и людям из стигматизированных прослоек общества, что наделило его особой популярностью. К сожалению, он вызвал резко негативную реакцию местных религиозных элит и был казнен по политическому обвинению.
Его ученики столкнулись с необходимостью обоснования провала своей религиозной группы. Они не хотели принять реальность обрушившейся на них неудачи, и поэтому в их среде возникла легенда о воскресении учителя, основанная на свидетельствах его ближайших сподвижников, якобы бывших очевидцами этого события. В самый короткий период биография Иисуса из Назарета стала обрастать фольклорными подробностями, вроде рождения от девственницы, и рассказами о якобы совершенных им чудесах. Эти истории заимствовались из пласта типичных сказаний о героях и божествах, свойственных народному фольклору многих культур, что можно проиллюстрировать параллелями в мифах Египта, Малой Азии, Греции, Рима, Индии и скандинавских народов.
Вершиной мифологизации образа Иисуса из Назарета стало его обожествление. Жителям античного мира казалось логичным применить к Иисусу тот же сценарий, что и в отношении множества богов и героев - страдавших, умиравших и воскресавших.
История Иисуса, рассмотренная в широком религиоведческом контексте, уже вовсе не кажется оригинальной. Мы без труда можем найти в ней отголоски вполне типичных литературных сюжетов, волновавших умы читателей на протяжении тысячелетий. Подобно слушателям древних ближневосточных мифов, мы удивляемся чудесам, совершенным Иисусом, и размышляем над мудростью, содержащейся в его притчах. Подобно зрителям древнегреческих трагедий мы сопереживаем преданному и невинно страдавшему герою. Мы проникаемся симпатией к человеку, который делал людям только добро, а взамен получил от них лишь зло и ненависть. Мы радуемся тому, что восторжествовала справедливость, и наш герой был воскрешен высшими силами.
Несомненно, история Иисуса из Назарета является одним из шедевров человеческой мысли, и ее сюжет навсегда занял своей место в сокровищнице человеческой культуры, наряду с Илиадой Гомера, поэзией Байрона и речами Авраама Линкольна. Тем не менее, мы не должны списывать со счета и тот факт, что культ Иисуса был лишь одним из многих религиозных культов античного мира, похожих друг на друга даже в деталях и тесно переплетенных между собой. Мы без труда обнаруживаем в жизнеописаниях Митры, Диониса, Осириса, Таммуза, Адониса те же черты, что мы видим в евангельском повествовании. И хотя христианство впитало и творчески переработало эти религиозные системы, лишь странной превратностью судьбы можно объяснить тот факт, что сегодня на том месте, которое заняло христианство, не оказался митраизм или дионисийский культ.
-----
Я думаю, вы неоднократно сталкивались с текстами вроде того, что прочитали выше. Сочиняя его, я не особенно напрягался - подобные суждения уже давно набили христианам оскомину. Ясно, что повторяют их те, кто христианами не являются, но христианство по каким-то причинам не дает им покоя. Казалось бы, что проще — не хочешь быть христианином, не хочешь посещать христианские богослужения и молиться христианскому Богу, — так и не делай этого. Но какие-то причины вновь и вновь заставляют этих людей настаивать на том, что евангельская история во-первых - ложь, а во-вторых - христианство не уникально. С упорством, достойным лучшего применения, они пытаются доказать нам, что вместо евангельских событий были какие-то другие события, чем-то похожие на них, но какие-то пошлые и мелкие, а сожжение Масленицы и литургия навечерия Пасхи - явления одного и того же порядка.
По их мнению, евангельская история - это плод эволюции сюжета. Неудачливый странствующий проповедник в устах чреды пересказчиков превращается в Бога. Когда сюжетная линия достигла потолка (превратиться в кого-то выше Бога проблематично), эта эволюция завершилась. Однако, описывая процесс эволюции представлений об Иисусе, наши анализаторы, фактически, осуществляют обратный процесс. То есть, пытаются воссоздать тот кусок мрамора, из которого была высечена фигура. Возникает вопрос - как они определяют, где им остановиться в процессе деконструкции? Если потолок сюжета известен (это божественность Христа), то где же тогда находился пол? Смею предположить, что пол должен находиться не выше человечности Иисуса, но не ниже той отметки, с которой могло начать свое развитие величайшее религиозное движение, которое знала история человечества. Здесь возникает следующий вопрос - что же особенного было у этого странствующего проповедника, у его последователей и у последователей его последователей, что христианство добилось такого успеха?
На этот вопрос религиоведы-деконструкторы начинают перечислять возможные причины развития христианства, выделяя среди них социальные, экономические, политические и т.д. Например, христианство считалось религией угнетенных, которых новая религия привлекала как способ эскапизма. Какие способы эскапизма использовали угнетенные до появления христианства, чем они были хуже христианства и перестали ли они с появлением христианства применяться, никто не объясняет. Дело в том, что всех подобных деконструкторов объединяет одна черта - они не готовы как-то соотнести свои доводы с реальным человеком, например, с самим собой. Согласились бы они сами стать адептами религии, возникшей лишь на основе парадоксального стремления угнетенных к эскапизму, социальному равенству, возможности укрепить государственную власть за счет союза с преследуемой ею же церковью и ряда других взаимоисключающих причин? Ответ на этот вопрос очевиден, но наши деконструкторы над ним не задумываются, считая людей древности глупее и невежественнее себя.
Самым слабым и жалостно бессильным аргументом критиков христианства является утверждение, что христианство есть осовремененная версия древних культов " умирающих и воскресающих божеств". Многие христиане, впервые столкнувшись с такими смелым суждениями, начинают сомневаться. А вдруг наши критики правы, и христианство есть лишь плагиат древних языческих верований? Многим еще может показаться, что современные христианские авторы как-то неохотно опровергают эти обвинения. Правда в том, что в этих обвинениях, по сути, и опровергать нечего. Наши обвинители не могут дать каких-то ссылок на источники, привести внятные исторические факты. До нас дошло удивительно мало информации об этих самых "умирающих и воскресающих божествах". Их культы часто имели формы мистерий, то есть, были доступны только избранным, которые унесли знания об этих культах с собой в могилу. Из-за крайне малого количества исторических свидетельства фантазеры-религиоведы, начинают сами выдумывать этим божествам биографии, а затем уже пытаются вывести генетическую связь евангелия с этими выдумками. У Христа не было ничего общего с Адонисом или Митрой. И единственной формой опровержения этих фантазий могут быть лишь скупые ответы: "Нет", "Это неправда", "Ничего подобного в реальности не было".
Еще более удивителен тезис деконструктивных религиоведов о том, что христианство что-то у кого-то заимствовало. Интересно, как в таком случае должен был выглядеть этот процесс? Давайте на мгновение представим себе эту картину: христиане приходят на какую-то мистерию, им нравится происходящее, и они решают заимствовать из этой мистерии некую деталь, вроде истории самого почитаемого божества. Чтобы эта картина выглядела хоть немного правдоподобной, деконструкторам придется заявить, что христиане-заимствователи создавали религию даже не на пустом месте, а в борьбе с какой-то зияющей дыры, которую они пытались заткнуть всем, что им попадало под руку. Естественно, это совсем не похоже на правду.
Любые религиозные инновации происходят на почве и в рамках существующей религиозной традиции, имея своей целью ее реформу. Как правило, реформа встречает ожесточенное сопротивление традиционалистов. Так, кстати и было в процессе выделения христианства из иудаизма. Выделение новой религии происходит именно из-за конфликта традиционалистов и реформаторов, при этом, как родительская религия, так и ее секта сохраняют общее богословское поле. Собранные с мира по нитке синкретичные религии, черты которых деконструкторы упорно пытаются высмотреть в христианском прошлом, долго не живут, быстро лишаясь своих немногочисленных последователей и становясь экспонатами для узкого круга любителей древностей.
Конечно, деконструкторы имеют право на свою точку зрения. Более того, тот путь, который они предлагают религиоведению, основан на хорошей по своей сути методологии. Когда заходит разговор о сравнении религий, или сравнении религиозной веры и неверия, правила приличия требуют, чтобы обе стороны выбирали аргументы, вес которых был бы одинаков для каждой из них. Естественно, для каждого из спорщиков наиболее веским аргументом является его личный опыт и его собственные переживания, но это же аргумент без всякого сомнения является самым слабым в глазах его оппонента. Поэтому, споря с неверующим или человеком, для которого все религии одинаковы, верующий может впасть в соблазн использовать аргументы, вес которых будет очевиден и без признания бытия Бога. И в таком случае он вынужден будет умолчать об одном из самых главных свидетельств - неповторимости подлинных действий Бога.
Став христианином, самовлюбленный человек становится чувствителен к чужой боли, скупой - жертвенным, развратный - целомудренным. Там, где раньше обитал грех, воцаряется праведность. Если это не чудодейственное действие Божие, то подобное нравственное возрождение можно изучить как явление, разобрать на составляющие и, начав применять на практике, исцелить наш мир. Эмпирически опровергнуть неотмирность Божьего воздействия на человека, создав рукотворное нравственное преобразование, еще не удавалось никому.
Историки-религиоведы не понимают, что история церкви соткана из миллионов (если не миллиардов) опытов встречи людей с Богом. Успех христианства, складывавшийся из историй действий Бога в жизни людей пытаются объяснить какими-то прозаичными причинами. Например, нам часто говорят о том, что если бы Константин не сделал христианство официальной религией Рима, а вместо него выбрал бы митраизм или еще что-нибудь вроде него, то выбранная императором религия сегодня занимала бы место христианства.
Почему-то подобного рода религиоведы забывают о том, что Константин не делал христианство официальной религией - он лишь сделал ее терпимой. Официальной религией христианство сделал Феодосий, да и то, тогда, когда его основной конкурент - местное язычество, уже превратилось в старомодный предрассудок сельских жителей. Но даже принять в расчет тот факт, что Константин оказал христианству несомненную имиджевую услугу, когда стал христианином сам, не стоит забывать, что очень скоро Юлиан Отступник делает для римского язычества именно то, что по мнению близоруких религиоведов сделал Константин для христианства. Скорее, христианство усилилось не благодаря Константину, а вопреки Юлиану. Но долго ли просуществовала самодельная языческая религия Юлиана Отступника? Люди отвергли удобную религию Юлиана, и сохранили веру в истинного Бога.
История Иисуса из Назарета была уникальной для древнего мира. И те, кто сегодня считает ее лишь очередным пересказом одной из множества историй про древних умирающих и воскресающих богов, просто слишком привык к христианству. Если кому-то захочется поближе узнать ислам, он может пойти в ближайшую мечеть и побеседовать там с имамом. Если кто-то интересуется иудаизмом, всегда найдется раввин, который с радостью ответит на все вопросы. Но вот пообщаться с митраистским или дионисийским жрецом не получится - эти религии давно исчезли. Мы можем судить о них лишь по умозрительным реконструкциям современных историков. И если кто-то из наших современников видит в них схожие с христианством черты, следует ответить на вопрос: почему эти черты не видели оппоненты христианства тех лет, когда митраизм и дионисийский культ были еще живы. Как нелегко пришлось бы объясняться первым христианам, если бы митраисты заявили свой протест: "Простите, но вы сплагиатили своего Христа с нашего Митры!" Но подобного рода обвинения никогда не выдвигались противниками христианства до новейшего времени. Даже Цельс в своем трактате "Правдивое слово" делал основной акцент на том, что правильное божество должно было бы уничтожить своих обидчиков, а не идти на крест, как Христос. И если Цельс и находил какое-то сходство христиан с иными традициями, то это были философские школы античности, а не таинственные мистерии, пришедшие с востока.
Уникальность христианства заключается в том, что оно отвечает на самые главные чаяния человеческой души. В религии есть весьма соблазнительный путь, по которому пошли очень многие течения: передавать людям некие тайные знания, которые невозможно получить путем изучения окружающего мира и недоступные человеку, пока он их не узнает. Например, это могут быть сведения об устройстве потустороннего мира или практики, позволяющие установить контакт с его обитателями. По этому пути шли древние гностики и сейчас идут современные теософы. Христианство устроено принципиально иначе: оно не открывает человеку новые знания, а напоминает о истинах, изначально ему известных и понятных, но столь невероятных, что он, не будучи христианином, даже не смеет надеяться, что чаяния его души разделяет Всевышний Бог. Поэтому, христианство не может быть творением человеческой фантазии. Наоборот, человеческий разум постоянно пытался преодолеть соблазн христианства, сделать его рационально объяснимым, несущим следы человеческих рук, которые его создали. Христианство бросает вызов человеку, и многим нужен повод от этого вызова уклониться.
Комлев Алексей